Неточные совпадения
И точно, такую панораму вряд ли где еще удастся мне видеть: под нами лежала Койшаурская долина, пересекаемая Арагвой и другой речкой, как двумя серебряными нитями; голубоватый туман скользил по ней, убегая в соседние теснины от теплых лучей утра; направо и налево гребни гор, один выше другого, пересекались, тянулись, покрытые снегами, кустарником; вдали те же горы, но хоть бы две
скалы, похожие одна на другую, — и все эти снега горели румяным блеском так весело, так ярко, что кажется, тут бы и остаться жить навеки; солнце чуть показалось из-за темно-синей горы, которую только привычный глаз мог бы различить от грозовой тучи; но над солнцем была кровавая полоса, на которую мой товарищ обратил особенное внимание.
На бреге
синего Днепра
Между
скалами чутко дремлют
Враги России и Петра.
Я взглядом спросил кого-то: что это? «Англия», — отвечали мне. Я присоединился к толпе и молча, с другими, стал пристально смотреть на
скалы. От берега прямо к нам шла шлюпка; долго кувыркалась она в волнах, наконец пристала к борту. На палубе показался низенький, приземистый человек в
синей куртке, в
синих панталонах. Это был лоцман, вызванный для провода фрегата по каналу.
При ярком солнечном освещении белая пена с зеленовато-синим цветом воды и с красно-бурыми
скалами, по которым разрослись пестрые лишайники и светло-зеленые мхи, создавала картину чрезвычайно эффектную.
Между Харчинкиной падью и Синь-Квандагоу, среди
скал и осыпей, держатся горалы, имеющие по внешнему виду сходство с козлами.
Я отдал себя всего тихой игре случайности, набегавшим впечатлениям: неторопливо сменяясь, протекали они по душе и оставили в ней, наконец, одно общее чувство, в котором слилось все, что я видел, ощутил, слышал в эти три дня, — все: тонкий запах смолы по лесам, крик и стук дятлов, немолчная болтовня светлых ручейков с пестрыми форелями на песчаном дне, не слишком смелые очертания гор, хмурые
скалы, чистенькие деревеньки с почтенными старыми церквами и деревьями, аисты в лугах, уютные мельницы с проворно вертящимися колесами, радушные лица поселян, их
синие камзолы и серые чулки, скрипучие, медлительные возы, запряженные жирными лошадьми, а иногда коровами, молодые длинноволосые странники по чистым дорогам, обсаженным яблонями и грушами…
Волна прошла, ушла, и больше другой такой волны не было. Когда солнце стало садиться, увидели остров, который ни на каких картах не значился; по пути «Фосса» не мог быть на этой широте остров. Рассмотрев его в подзорные трубы, капитан увидел, что на нем не заметно ни одного дерева. Но был он прекрасен, как драгоценная вещь, если положить ее на
синий бархат и смотреть снаружи, через окно: так и хочется взять. Он был из желтых
скал и голубых гор, замечательной красоты.
Его карие глаза смотрят из-под густых бровей невесело, насмешливо; голос у него тяжелый, сиплый, речь медленна и неохотна. Шляпа, волосатое разбойничье лицо, большие руки и весь костюм
синего сукна обрызганы белой каменной мукою, — очевидно, это он сверлит в
скале скважины для зарядов.
На земле была тихая ночь; в бальзамическом воздухе носилось какое-то животворное влияние и круглые звезды мириадами смотрели с темно-синего неба. С надбережного дерева неслышно снялись две какие-то большие птицы, исчезли на мгновение в черной тени
скалы и рядом потянули над тихо колеблющимся заливцем, а в открытое окно из ярко освещенной виллы бояр Онучиных неслись стройные звуки согласного дуэта.
Долинский хотел очертить свою мать и свое детское житье в киевском Печерске в двух словах, но увлекаясь, начал описывать самые мелочные подробности этого житья с такою полнотою и ясностью, что перед Дорою проходила вся его жизнь; ей казалось, что, лежа здесь, в Ницце, на берегу моря, она слышит из-за
синих ниццских
скал мелодический гул колоколов Печерской лавры и видит живую Ульяну Петровну, у которой никто не может ничего украсть, потому что всякий, не крадучи, может взять у нее все, что ему нужно.
Влачася меж угрюмых
скалВ час ранней, утренней прохлады,
Вперял он любопытный взор
На отдаленные громады
Седых, румяных,
синих гор.
Смотрел он также, как кустами,
Иль
синей степью, по горам,
Сайгаки, с быстрыми ногами,
По камням острым, по кремням,
Летят, стремнины презирая…
Иль как олень и лань младая,
Услыша пенье птиц в кустах,
Со
скал не шевелясь внимают —
И вдруг внезапно исчезают,
Взвивая вверх песок и прах.
Приветствую тебя, опустошённый дом,
Завядшие дубы, лежащие кругом,
И море
синее, и вас, крутые
скалы,
И пышный прежде сад — глухой и одичалый!
Как чудесно хороши вы,
Южной ночи красоты:
Моря
синего заливы,
Лавры,
скалы и цветы!
Воспроизведенные выразительной декламацией, картины Финляндии вставали перед нами — живо и отчетливо.
Синие фиорды и серые
скалы… Серое небо, и на фоне его — зеленые, пушистые сосны-исполины на гранитных
скалах…
Серые
скалы, небо темно-синее, море бьет ровными, ритмическими ударами.
— Бабушка, — отвечал старухе Пизонский. — Сидел пророк Илия один в степи безлюдной; пред очами его было море
Синее, а за спиною острая
скала каменная, и надо бы ему погибнуть голодом у этой
скалы дикой.